Старый мастер усмехнулся и с улыбкой махнул единственной рукой:
– Герр обер-лейтенант набил себе столько… как это? – Гец, рассказывая про артиллерийского офицера, который испытывал советское танковое орудие на полигоне, щелкнул пальцами. – Шишек во время движения!
– Так не раскрыть все качества машины, – серьезно заметил Терцев. И, чтобы его лучше поняли, пояснил короткими фразами: – Ход, скорость, маневр.
Допив кофе и поставив стаканчик на верстак, произнес финальный вывод:
– Вот качество.
Когда пленных уводила на ночлег из ангара охрана, Гец внимательно посмотрел Терцеву вслед.
Всю ночь до утра капитан ворочался, мучаясь мыслью, сработает уловка или нет. Задремал на рассвете. С оглушительным грохотом во сне опять ударила в танк болванка, и голова разлетелась на множество осколков. Поднялся рывком, резко открыл глаза. Оказалось, вместо болванки в реальности снаружи отпирали железную дверь. Наступил новый день – пора было снова отправляться на полигон.
Под присмотром охраны они уже подготовили свой тягач к выезду, когда в воротах ангара возник Гец с артиллерийским обер-лейтенантом. Старик что-то убедительно говорил офицеру, показывая рукой в сторону пленных танкистов. Немец постоял в задумчивости. Затем ткнул пальцем в сторону Терцева. Подбежавшие охранники вытолкнули капитана из ангара. Напротив него стояла новая «тридцатьчетверка».
– Покажи качество, – коротко проговорил Гец.
Офицер утвердительно кивнул. Терцеву указали квадрат для маневров с изрезанным рельефом между двумя холмами. Квадрат держали под прицелом опущенных в горизонтальное положение орудийных стволов зенитные расчеты…
– Браво, рус, браво, – удостоил даже легкого хлопка в ладоши затянутых в кожаные перчатки рук обер-лейтенант.
Рядом стоял с довольным видом старик-мастер. А Терцев, пропотевший до нитки, выбрался из танка и положил на броню снятый шлемофон.
На этот раз он показал на поле почти все, на что был способен. Кое-что, конечно, все-таки не стал раскрывать – приберег на будущее. Машина вела себя великолепно. Стоя рядом с танком, капитан незаметно погладил «тридцатьчетверку» по надгусеничной полке. Он дышал тяжело и возбужденно, впервые за долгое время вновь испытав приводившее его самого в восторг чувство полного слияния с техникой. Такое чувство можно испытать, только без остатка предаваясь не просто своему любимому делу, но, пожалуй, призванию…
Впрочем, долой лирику. Терцев быстро взял себя в руки. Сейчас для чувств момент был неподходящий. Как можно более невозмутимо стерев пот со лба, он вытянулся и опустил руки по швам.
В итоге случилось то, на что он так рассчитывал. Водителем на дальнейшие испытания новой «тридцатьчетверки» стали брать его. Правда, участок поля для производства опытных стрельб всегда выбирался с таким расчетом, чтобы он простреливался зенитными орудиями. О границах зоны, в которой надлежало действовать, Терцева каждый раз строго предупреждали. А позади него в боевом отделении постоянно сидел конвоир с пистолетом в руке. Благо компоновка танка позволяла всем разместиться с относительным комфортом – на Т-34—85 экипаж состоял уже из пяти человек. Обер-лейтенант с немцем-заряжающим вели огонь по целям на полигоне. Стрелял артиллерист действительно отлично. После серии выстрелов, откинув люки на стоянке, смотрел в бинокль и делал какие-то пометки в своей записной книжке. Подъезжали и осматривать пробоины в остовах танков-мишеней. Затем по возвращении на базу Терцев преодолевал указанные ему препятствия. Немец только пинал его сверху в спину и по плечам ногами, задавая темп и указывая направление. Что ж, это было знакомо и привычно. Судя по виду обер-лейтенанта, тот был вполне доволен осуществленной заменой.
8
Перевалил за свою вторую половину июль 1944 года. Терцев продолжал совершать выезды на «тридцатьчетверке». Впрочем, он понимал, что долго они продолжаться не могут. Немцы изучили советский танк вдоль и поперек. Вполне вероятно, что финалом полигонных исследований будет проверка бронирования Т-34—85. Никому не надо было объяснять, каким способом составляется представление о бронепробиваемости техники. Даже если их не посадят внутрь в качестве смертников, машина для побега будет потеряна. Нужно было действовать.
Развитие событий на полигоне ускорил ряд внешних обстоятельств. В один из дней через шлагбаум на огороженную территорию втянулась колонна грузовиков. Привезли артиллерийские боеприпасы. Автомобили остановились между ангарами. К выгрузке снарядов привлекли всех: и польский рабочий персонал, и пленных. Пока таскали под присмотром охраны деревянные ящики, Терцев успел разглядеть, что водитель на грузовике, который они разгружали, тоже из пленных красноармейцев. Мужик лет пятидесяти, в гимнастерке еще старого образца, с отложным воротником, заправленной в хлопчатобумажные бриджи, подпоясанные бечевкой, курил в кулак у кабины.
– Оставь, – негромко окликнул его Терцев.
Кем бы ни был водитель, стоило попытаться завязать с ним разговор.
Тот быстро огляделся и сунул танкисту в руку пригоршню сигарет. Убрав их за пазуху, капитан взвалил на плечи очередной ящик. Когда вернулся из ангара, водитель сам негромко сообщил:
– Наши немцев в Белоруссии раскатали.
Терцев чуть замедлился. Водитель, помогая, взялся за следующий ящик с другой стороны. Шепнул на ухо:
– К Висле уже подходят!
– Да ну?! – непроизвольно вырвалось у Терцева.
Закинув ящик танкисту на спину, водитель легонько подтолкнул его вслед.
Послышался громкий окрик – охранник глядел в их сторону и делал предостерегающие жесты рукой. Водитель ободряюще чуть кивнул капитану и, не спеша забравшись в кабину, захлопнул за собой дверцу.
Терцев потащил к ангару очередную ношу на плечах. Внутри все радостно забилось.
«Действовать, действовать!» – пульсировала при каждом шаге в мозгу одна-единственная мысль.
Ночью Ветлугин тихонько сообщил:
– Я три ящика в ангаре с восемьдесят пятыми спрятал. В углу, за ветошью.
Терцев бросил на него быстрый взгляд.
– Три бронебойных, шесть осколочно-фугасных. Перетащили под шумок, – пояснил сержант.
Немцы при каждом выезде утром загружали в танк строго определенное количество снарядов всех разновидностей. Они до единого отстреливались на полигоне. В ангаре машина стояла без боеприпасов – это было правило. За его соблюдением неустанно следил помощник обер-лейтенанта – немец, выполнявший обязанности заряжающего. Вынимали даже давшие осечку боеприпасы. Все уносилось обратно на склад. А при выезде на полигон оттуда приносился новый комплект в зависимости от заявленной потребности. Если с горючим вопрос давно был решен – они спрятали среди пустых бочек несколько заполненных на треть, – то как раздобыть снаряды, Терцев ломал голову. И тут такая удача!
– Долго не пролежат. День-два, и Гец найдет со своими приборками, – проговорил Ветлугин. – Тогда нам крышка.
Сам того не осознавая, он обозначил сроки, не позднее которых должен был состояться побег. Если по излишкам топлива еще можно было бы как-то отвертеться, если его найдут, то за снаряды однозначно поставят к стенке. Без разговоров. Плюс на складе их могли хватиться.
Терцев поделился с сержантом фронтовыми новостями.
– Значит, вставили им п…! Рассчитались за сорок первый год, – довольно проговорил Ветлугин.
Следующий день был странным. Никаких стрельб на полигоне не производилось. В мастерских едва теплились какие-то вялые ремонтные работы. Охрана и весь немецкий персонал ходили с тревожными и какими-то потерянными лицами. Все начальство куда-то разъехалось. Да и вообще германских военных на полигоне заметно поубавилось.
Пленные танкисты, конечно же, тогда не могли ничего знать о покушении на Адольфа Гитлера в «Вольфсшанце», устроенном группой немецких военных 20 июля 1944 года. Ни о взрыве бомбы, оставленной полковником графом Клаусом фон Штауффенбергом. Ни о том, что фюрер был только ранен и в ответ моментально последовала широкая волна репрессий – по всему вермахту усиленно искали антинацистских заговорщиков. Как водится, их находили и там, где они были, и там, где их не было. Поползли слухи, что к заговору был причастен и кое-кто из руководства полигона. Ночью в городке и его окрестностях, как и на всей подконтрольной рейху территории, гестапо произвело целый ряд арестов. Все это было пленным, разумеется, тогда неизвестно.